В эфире государственных телеканалов и радио стартовал проект «Война и мир. Читаем роман»: в течение 60 часов будет вестись прямая трансляция чтения произведения. Нечто похожее уже было в прошлом году, когда вслух читали «Анну Каренину», но теперь все масштабнее.
В этот раз будут чтецы из Вашингтона и Пекина, школьники из десятка городов России, актеры, телеведущие, госдеятели. У нас редко что, помимо литературы, способно объединить страну — да еще и заодно с миром. Казалось бы, прекрасный повод сбавить хотя бы на один градус агрессию, военную истерию на телеэкране и в радиоэфире — и вернуться к чему-то более человечному и гуманному.
Между тем организаторы напоминают, что это «…роман-эпопея, несущий огромный патриотический заряд» (у нас теперь что ни возьми, несет патриотический заряд) и что «…в 1941 году его фрагменты печатали огромными тиражами в виде отдельных книжек такого формата, чтобы они помещались в карман солдатской гимнастерки». Люди, пишущие это, наловчились за последние два года любое событие подверстывать к войне. Научились нагнетать, расцарапывать, растравливать общую рану.
В общем-то прочесть «Войну и мир» — это интеллектуальный труд прежде всего (800 страниц) и особый культурный опыт. Прочел или не прочел «Войну и мир» — это был когда-то такой индикатор культурности в России. Но я не собираюсь оценивать порядочность человека по критерию «читал или не читал Толстого». Тем более что мы видим вокруг множество формально интеллигентных (то есть читавших роман Толстого и другие романы) людей, которые сегодня говорят, пишут, исполняют вещи античеловеческого характера — по сути, разжигая войну. И, как мы видим, ни Толстой, ни Достоевский, ни кто-то другой из писателей ничего не изменили, не исправили в их душах.
Сама по себе идея читать Толстого вслух по телевизору вовсе не плоха. Но шоу во всем этом больше, чем литературы; его больше, чем собственно Толстого. Сам формат марафона заслоняет смысл, чтение превращается в самоцель — как экзамен на скорочтение: читать роман будут «в скоростном поезде «Сапсан», на атомном ледоходе «Вайгач» и станциях Московского метрополитена», сообщают нам. Десятки городов, десятки включений — любое мероприятие подобного рода в силу специфики телевидения превращается в олимпийское шоу. Телевидение, вероятно, и хотело бы, но не может сегодня сделать ничего другого: оно потеряло способность говорить с отдельным человеком. «По масштабности эта акция не имеет аналогов в мире — роман будет прочитан от первой до последней страницы». Но ведь встреча с литературой есть вещь интимная, в толстовский рай нельзя загнать скопом.
Еще важнее контекст. Все это будет идти встык с истерией по ТВ, с выступлениями политологов, разоблачающих Европу, США, весь мир. Встык с милитаристской бравадой. В романе, конечно, есть и философские размышления о причинах войн, но «Война и мир» бесконечно шире этой темы. Однако выбрали именно этот роман, и выбрали, как мы догадываемся, по той же причине, по которой итоговая сессия дискуссионного клуба «Валдай» (22 октября), в котором принимал участие Владимир Путин, также называлась «Война и мир». Из-за слова «война».
Весь год это слово было обязательным для множества культурных мероприятий: бесконечные «войну», «на войне», «с войной» — в названиях выставок, симпозиумов, конференций. Словно главной задачей культуры в этом году было повторение этого слова — поддерживая общую усиливающуюся нервозность. Поскольку это, видимо, сочтено самым удачным способом консолидации общества. И сам роман Толстого будет в этом контексте пониматься как «роман о войне».
Между тем Толстой был противником любой, подчеркнем, войны — он был первым пацифистом, в России и в мире. И мировая слава его связана именно с этой идеей: любителей воспевать войну и подвиги хватало и до него. Толстой первым, еще в «Севастопольских рассказах», показал, как любой человек, движимый романтическими представлениями о войне, попав на нее, неизбежно становится частью ужасного и нечеловеческого. К этим размышлениям Толстой пришел на собственном опыте — пережив не одну войну лично. Война есть прежде всего убийство людей. Толстой сказал это первым, в ХIХ веке, и именно поэтому стал cамым популярным писателем в мире — потому что впервые произнес то, что боялись сказать другие. Его авторитет был настолько велик в начале ХХ века, что существовало даже мнение: если бы он не умер, Первой мировой войны не случилось бы.
Но в телевизионном контексте чтение Толстого будет внушать противоположное: что война есть вещь неизбежная, нормальная, что «мы всегда воевали» и «войны были всегда».
Одни вещи Толстого — как этот роман, как некоторые еще — возведены в России на пьедестал. Между тем другие, не менее фундаментальные работы, например трактат «В чем моя вера» (1883), практически неизвестны. Это произведение можно отыскать сегодня только в полном собрании сочинений. Между тем все сказанное там сегодня по-прежнему актуально. Любая религия, напоминал Толстой, есть отрицание насилия — в том числе и насилия со стороны государства.
Есть у Толстого и совсем короткая, но не менее актуальная вещь — рассказ «После бала» (1903): грандиозное высказывание о полярности человеческого характера. О том, как уживаются в человеке тонкая чувственность — и зверство. Человек, который только что проявлял чудеса галантности, добросердечия, учтивости, теперь участвует в ужасной экзекуции. Как возможно такое человеческое лицемерие? Это все очень актуально — применительно, например, к пропагандистам (которые наверняка будут участвовать в толстовском марафоне). Они так же могут часами грозить всему миру, злорадствовать по поводу чужих неудач, кризисов, страданий — и тут же следом умиляться цветочку, тигренку, своей первой любви; рассказывать со слезой о детях. Причем и то и другое они будут делать с одинаковой искренностью, страстностью, даже истовостью.
Один этот толстовский рассказ мог бы многое объяснить нам сегодня — о нас. Впрочем, все это мы можем прочесть и сами, к счастью. Без отмашки.
Андрей Архангельский
Источник: https
© 2015, https:. Все права защищены.
