— В прошлую пятницу Алексис Ципрас, с одной стороны, и Европейский союз, Международный валютный фонд и Европейский центральный банк, с другой, согласовали-таки восьмой пакет реформ, на который раньше греческий премьер не соглашался. В чем суть достигнутого консенсуса ? Решат ли эти реформы греческие проблемы?
— Назвать новый пакет компромиссом едва ли возможно. Состоявшийся 12 июля в Брюсселе саммит ЕС принял резолюцию, требующую от греческих властей взять на себя ответственность за проведение предписанных мер — в обмен на продолжение помощи по линии Европейского стабилизационного механизма. Список требований включает проведение налоговой и пенсионной реформ, обеспечение независимости национального статистического ведомства, введение полуавтоматического механизма сокращения расходов госбюджета в случае его отклонения от согласованной профицитной цели, а также либерализацию рынка рабочей силы и некоторых рынков товаров и услуг. Финансирование программы может составить от 82 до 86 млрд евро.
— В своем блоге в записи от 6 июля вы говорите, что произошел провал рынка — и рост Европы на неоклассической основе невозможен. Это проблема только Греции или всех стран Европейского союза?
— Это проблема всех стран ЕС со средним уровнем экономики. Национальные хозяйства государств Южной Европы имеют выраженные структурные отличия от экономики Германии, Нидерландов, Бельгии, скандинавских стран. Главных отличий два: недостаток финансовых ресурсов (менее емкие и глубокие финансовые рынки) и слабая технологическая база. Нынешний разрыв по данным показателям в лучшем случае может быть преодолен в ходе жизни одного поколения — за 20 лет. При этом используемая в еврозоне модель экономического развития (основанная на низкой инфляции и низкой процентной ставке) хороша для Германии и стран «твердого ядра» Евросоюза, но далеко не идеальна для остальных участников.
Страны Южной Европы долгое время жили в условиях высокой инфляции, державшейся на уровне 10–20% еще в первой половине 1980-х годов. Экстренно сбивать инфляцию принялись в преддверии создания единой валюты (объявленной в 1992 году и запущенной в 1999-м). Рост цен остановили, но это не изменило экономической и поведенческой модели. Как известно, высокая инфляция благоприятствует заемщику и ущемляет интересы кредитора — тот получает назад свои деньги с уменьшенной покупательной способностью. Таким образом инфляция ограничивает предложение на кредитном рынке.
Общее благо, которое создала Германия в лице ЕЦБ для всей еврозоны, а именно низкие процентные ставки, стало вызовом, а не преимуществом для стран Южной Европы. Все они пережили бум кредитования — благодаря низкой стоимости заимствования и исчезновению риска девальвации, или валютного риска. Раньше греки не брали кредиты в немецких марках, опасаясь обесценения греческой драхмы по отношению к марке. По той же причине немцы не давали грекам кредиты в греческих драхмах. Введение евро устранило такой риск. Страны с прежде слабыми национальными валютами неожиданно оказались у богатого стола, уставленного кредитными яствами. Устоять перед соблазном не смог никто: ни население, ни корпорации, ни само государство.
Вместе с тем, в Евросоюзе не провели обязательных мероприятий, которыми должно было сопровождаться создание Единого внутреннего рынка (ЕВР), объявленного в 1986 году и реализованного в основном к 1993 году. Изначально программа ЕВР предполагала резкое усиление региональной и промышленной (структурной) политики Евросоюза. На этом настаивали эксперты, подготовившие в апреле 1987 года доклад о вступлении в ЕС относительно бедных стран — Испании и Португалии. Руководителем группы выступил итальянский экономист Томмазо Падоа-Скьоппа, названный позже отцом евро. Авторы указывали на уязвимые места единого внутреннего рынка и на риски участия в нем слабых стран. Они говорили, что создание единого рынка может привести не к сглаживанию, а к усилению диспропорций на пространстве ЕС: капиталы, знания, квалифицированные кадры могут утекать из менее успешных в более успешные города и регионы. Так и случилось. Однако Евросоюз не создал действенной структурной политики и не выделил на нее средств.
Отсутствие структурной политики — крупный изъян современной социально-экономической системы Евросоюза. Идеология монетаризма, взятая на вооружение в еврозоне, исходит из того, что низкие процентные ставки и фискальная дисциплина создают условия для устойчивого развития, позволяя рыночной экономике реализовать свой потенциал. Но это не всегда так.
— Вы считаете, что нужна наднациональная программа структурных реформ?
— Да. Евросоюзу целесообразно разработать общую программу развития реального сектора, что особенно важно для слабых стран. Ведь создание ими новых отраслей неизбежно столкнется с вызовами единого рынка ЕС и глобализации. Здесь уместно вспомнить опыт Совета экономической взаимопомощи (СЭВ) — интеграционной группировки социалистических стран во главе с СССР. В рамках СЭВ существовала общая система межотраслевого разделения труда. Венгрия производила автобусы «Икарус» и лекарственные препараты для всего социалистического лагеря. ГДР снабжала себя и соседей железнодорожными вагонами и оптическими приборами. Болгария делала для всех автокары и несложные станки, выращивала овощи и фрукты. Не обсуждая сейчас ошибки СЭВ, отмечу, что такая схема позволяла создавать новые отрасли в относительно слабых странах (Болгарии, Румынии, Монголии) и поддерживать производственную культуру в странах со средним уровнем развития.
Венгерские автобусы и болгарские станки были хуже западногерманских. Но они работали и выпускались. Их производство требовало соответствующих мощностей, инженерного корпуса, квалифицированных рабочих. Сегодня Венгрия вообще не делает автобусов, а Болгария не экспортирует станков. Более того, теперь в болгарских супермаркетах продаются помидоры, выращенные во Франции, поскольку местная сельхозпродукция не удовлетворяет стандартам ЕС. Наличие сильного конкурента в непосредственной близости, а не за Берлинской стеной, разрушило многие отрасли промышленности стран Центральной и Восточной Европы.
Та же проблема стоит перед Грецией. Чтобы страна могла создать новые отрасли промышленности, нужен общий для ЕС механизм защиты от более сильных конкурентов. В противном случае греческие предприятия зачахнут на корню. Однако любые меры защиты противоречит неолиберальной экономической концепции. Это первое.
Второе: не надо думать, что в любой небольшой стране (такой как десятимиллионная Греция) найдется команда экономистов высшего международного разряда, способная разработать долгосрочную стратегию структурных реформ. Как раз здесь должна подключиться Европейская комиссия, имеющая в штате тысячи функционеров и сотни высококлассных (и высокооплачиваемых) экономистов. Их задача — найти пути реиндустриализации слабых стран в условиях абсолютной открытости и сильнейшего конкурентного давления со стороны азиатских стран, где нет систем социального обеспечения (например, Китая). Сами рынки, сколько им свободы ни дать, никогда не направят достаточно ресурсов для развития слабых регионов. Принцип «победитель забирает все» губителен даже для серебряного призера, не говоря уже об отстающих. Это обычная логика рынка, если к нему не добавлено долгосрочное мышление со стороны ответственных людей.
— Ответственные люди в Европейском союзе сейчас это понимают?
— Примерно полтора-два года назад Европейская комиссия начала готовить документы, где ставится задача реиндустриализации. Само понятие вошло в политический лексикон. Вопрос, будет ли разработана программа и найдутся ли средства для ее реализации, — далеко не тривиальный.
— В прессе ходят слухи о приостановке членства Греции в еврозоне на пять лет. Как вы оцениваете такой сценарий развития событий?
— Я не вижу реальных инструментов, позволяющих это сделать. Грецию могут на время исключить из Еврогруппы, то есть лишить ее министра права голоса в этом органе. Заморозить членство в еврозоне невозможно. Центральный банк Греции обязан выполнять решения ЕЦБ, проводить операции рефинансирования, осуществлять банковский надзор. Эти функции нельзя отменить. Ввести на время драхму, а потом объявить ее незаконным платежным средством — сценарий фантастический.
— Каковы основные риски еврозоны в результате последних событий в Греции? Сохранится ли доверие к евро как второй валюте мира?
— За годы кризиса доля евро в мировой торговле и на международных валютных рынках осталась фактически неизменной. Сегодня позициям евро как второй мировой валюты никто и ничто не угрожает. Британский фунт, японская йена, швейцарский франк значительно отстают от евро по всем основным показателям международного использования. Другое дело, что у евро нет шансов догнать в ближайшие 20 лет доллар. Процесс диверсификации накоплений нерезидентами (включая официальные резервы центральных банков) идет поступательно, но кране медленно.
— Чем греческая история угрожает европейцам?
— Если рынки будут считать, что Греция может покинуть еврозону (добровольно или принудительно), это усилит подозрительность в отношении других стран Южной Европы. Отсюда — риск удорожания их заимствований по государственным облигациям. Спреды по суверенному долгу — реальный канал воздействия греческого кризиса на остальные страны Европы. Соответственно под угрозой окажется Европейский стабилизационный механизм, располагающий внушительной, но ограниченной суммой в 700 млрд евро.
— Как повлияет ситуация в Греции на политические институты ЕС и перспективы европейской интеграции?
— Один положительный эффект мы уже видим: в Европейском союзе возобновилась дискуссия о судьбах интеграции. Идея объединенной Европы, которая еще недавно считалась воплощенной и неактуальной, вновь вошла в повестку дня. Европейскому союзу предстоит заново осмыслить цели интеграции и определить ее инструменты, сообразные новым условиям.
— Сохранится ли Европейский союз как объединение?
— Любое объединение, как и любая жизнь, имеет начало и конец. Евросоюз с вероятностью 99% сохранится в ближайшие 10–20 лет. То, что он будет существовать и через 50 лет, я бы не взялась утверждать. Неизвестно, потребуется ли инструмент интеграции в том виде, в котором он действует сейчас, через полстолетия. В долгосрочной перспективе я не исключаю возврата Европы к системе, которая существовала в Средневековье. Уже сейчас мы видим возрастание роли городов. Стало привычным выделять Берлин среди городов и земель Германии, говорить о Барселоне как об отдельном феномене на просторах Испании. Можно ожидать дробления европейских государств под натиском сепаратизма и роста местного самосознания. На наших глазах распались СССР, Югославия, Чехословакия. Если Европа вновь превратится в лоскутное одеяло, интеграция неминуемо примет иные, чем сегодня, формы. Тогда Европейский союз уступит место другой конструкции.
Ольга Буторина
Источник: mgimo.ru
© 2015, https:. Все права защищены.
