Имя реставратора Петра Барановского (1892—1984) должен бы знать каждый русский человек.
На одной из скромных московских памятных досок — всего их четыре — написано: «Великому реставратору, радетелю русской культуры П.Д. Барановскому». Благодарную память об этом человеке хранят многие. О нем замечено: родился в XIX веке, жизнь прожил в XX в., а принадлежит, видимо, веку XXI.
Многое успел совершить за свои 92 года Петр Барановский, не удостоившийся ни чинов, ни званий. Он сохранил нам около 80 архитектурных шедевров, которые реставрировал, и еще 70, которые исследовал и о коих составил проекты на восстановление.
Это ему принадлежат слова:
«После того, как взорвали соборы и колокольню Симонова монастыря в январе 1930 года, я не могу проходить мимо. Симонов монастырь был жемчужиной русской архитектуры, пожалуй, самым красивым из русских монастырей. Я не могу себе простить, что Симонов монастырь уничтожен, а я остался жив».
А когда ломали Чудов монастырь, то первое, что Барановский сделал, — вынес мощи святителя Алексия из Кремля; теперь они находятся в Елоховском соборе.
Барановский не был человеком воцерковленным, однако в безбожное время спас для Отечества немало древних храмов, и сложилось так, что кров для своей небольшой семьи нередко находил в монастырях, да и упокоился в московской Донской обители, куда, к слову, успел в 1935-м перевезти большие горельефы храма Христа Спасителя, накануне сноса этого собора. Как-то Барановский сказал: «Я служу Богу по-другому». К слову, у него в комнате всегда были иконы и лампадки.
Когда читаешь биографию этого реставратора, архитектора, искусствоведа, не оставляет чувство восхищения, возникает устойчивое ощущение, что человек был призван, без преувеличений, к подвигу, к стоянию «против зла противна». Это пример человеческой жизни во Славу Божию.
Барановский сказал: «Чтобы по настоящему возродить русский памятник, нужно быть православным русским человеком, нужно с молоком матери впитать идеалы красоты русского православного храма».
И это Петр Барановский к 1947 году нашел и доказательно обосновал место захоронения иноков-иконописцев Андрея Рублева и Даниила Черного у стены Спасского собора Андроникова монастыря, у самого древнего из сохранившихся строений Москвы. И именно на основе исследований подвижника Совмин СССР принял тогда постановление о создании на территории этой обители музея Андрея Рублева.
* * *
Свою автобиографию П. Барановский начал так: «Родился я в 1892 г. в селе Шуйском Вяземского уезда Смоленской губернии в семье безземельного крестьянина-ремесленника и после начального обучения на родине получил высшее образование, окончив Московское строительно-техническое училище в 1912 г., а затем Московский археологический институт по отделению истории искусств в 1918-м. Еще с самого начала учебы я заинтересовался вопросами истории и искусства и с 1911 г. начал по поручению Московского археологического общества заниматься обмерами и исследованием памятников русской архитектуры. Первым был произведен обмер памятника XVI в. в Болдинском монастыре Смоленской области, и с тех пор я не переставал интересоваться делом исследования памятников, специализироваться в нем и отдавать ему свои силы».
Говоря о рождении реставрационной науки, академик И.Э. Грабарь отмечал особые заслуги энтузиаста, называя его архитектором-эрудитом. «Счастливое сочетание в лице П.Д. Барановского глубокого и вдумчивого исследователя архитектурного наследия и талантливейшего практика-реставратора, — также писал Грабарь, — позволило ему внести в практику советской реставрации весьма ценные новые, более совершенные приемы восстановления утраченных архитектурных форм памятников, укрепления последних и их консервацию. В результате в основу советской реставрации был положен точный математический расчет, исключающий полностью элементы домысла…»
Академик В.А. Виноградов отмечал: «К концу жизни Барановский стал легендой. Люди приходили, чтобы посмотреть на него, пообщаться с ним, поучиться. А учиться у него было чему, особенно молодым… Барановский сравнивал реставрацию с лечением. От времени и небрежения памятник разрушается — болеет. Наша задача его лечить. Но памятник — это не просто сооружение, он несет в себе некий духовный смысл, накапливая его веками и излучая… Без памяти нет сознания. Реставрация памятника — это лечение сознания. Так, во всяком случае, считал Барановский».
* * *
Когда безбожники закладывали взрывчатку и рушили храмы, Барановский спасал и возрождал, проводил — ради будущего — описания и обмеры древних строений.
Историк, искусствовед Ю. Бычков напоминает нам, что, скажем, за девять лет — с 1918 по 1927 г. — Барановский не только провел реставрацию десяти выдающихся архитектурных памятников Ярославля, но и исследовал, обмерил, зафиксировал в фотографиях, частично отреставрировал или выполнил проекты восстановления памятников деревянного зодчества в Угличе, Ростове Великом, Мологе.
Еще «на заре» безбожной власти Барановским «был поставлен вопрос о необходимости организации в нашей стране музея архитектуры как наиболее действенного средства познания и пропаганды, могущих решительно содействовать задачам охраны памятников зодчества». Основанием будущего музея он предложил считать историческую усадьбу «Коломенское» под Москвой с ее знаменитыми памятниками мирового значения. Будучи директором организованного по этому предложению музея, Барановский в течение 10 лет был занят реставрацией храма Вознесения (XVI в.) в с. Коломенское, храма Иоанна Предтечи (XVI в.) в с. Дьяково, дворцовых палат (XVII в.), собиранием и систематизацией предметов материальной культуры и фрагментов архитектуры древних веков.
Кроме того, он поставил там и впервые у нас в стране осуществил идею сосредоточения под открытым небом подлинных памятников деревянного русского зодчества, лишившихся своего функционального содержания и стихийно разрушавшихся. Шесть перевезенных с Белого моря и других мест памятников положили основу такой экспозиции в Коломенском.
А по возвращении из Новгородской экспедиции он составил записку для Совнаркома: «Исторические и художественные характеристики 50 крупнейших древнерусских монастырей, основания для их национализации». Именно тогда Барановский выдвинул предложение о создании на базе монастырей историко-художественных музеев и, приехав весной 1923 г. в калужский Боровск, провел детальное обследование семи замечательных архитектурных памятников XVI—XVII вв. в Рождества Богородицы Пафнутьев-Боровском монастыре, где вскоре и был организован музей.
О его безоглядности и смелости рассказывали и такую историю. В 1928 г., когда реставрация Голицынского дворца в Москве уже близилась к завершению, неожиданно прибыла колонна машин с пожарными и взрывниками. Барановский со второго этажа стал швырять в них камни. И, ко всеобщему изумлению, отбился — погромщики отступили.
Но спустя месяц отреставрированный шедевр все-таки был взорван вандалами.
Казалось, Барановский был лишен и физического страха: как-то ему приходилось взбираться на самый верх церкви Вознесения, держась за цепь подобно альпинисту. «У него птичье сердце», — говорили о нем. Во время обследования и обмеров в 1930-м памятников Севера он упал с высоты вместе с лесами, потерял сознание, повредил позвоночник и страдал от травмы до конца жизни, то есть еще полвека.
В ныне возрождаемом подмосковном Новом Иерусалиме он проводил огромную работу, там тоже существует музей, им основанный. Когда безбожники взорвали там барабан храма, который строил Растрелли, то Барановский принял решение восстанавливать здание не по Растрелли, а в исходном виде, как это было в XVII в., при Патриархе Никоне, с изразцами. Тогда — спустили пруд, и нашли потрясающие подлинные изразцы XVII в. И новоиерусалимскую кувуклию гроба Господня разыскал именно Барановский.
Ходят легенды и о его гражданском мужестве, проявленном при защите Покровского (Василия Блаженного) и Казанского соборов на Красной площади перед решавшими их судьбу Енукидзе и Кагановичем (подвижник рассказывал, как Каганович как-то спросил его, в ответ на аргументацию о защите одной из святынь: «А кто такой Дмитрий Донской?»).
Поэт А. Вознесенский, со слов архитектора Жoлтовского, который входил в комиссию по реконструкции центра Москвы, как достоверную опубликовал легенду о том, как Барановского пригласили на заседание Политбюро, где решался вопрос о храме Василия Блаженного. «Входит Сталин, все члены Политбюро, вносят макет Москвы, Каганович берет храм Василия Блаженного и убирает его. Сталин говорит: «Лазарь, паставь на мэсто!».
Рассказывают также, что тогда Поскребышев доложил вождю о телеграмме Барановского: «Москва. Кремль. Товарищу Сталину. Прошу предотвратить уничтожение Храма Василия Блаженного, так как это принесет политический вред Советской власти».
Трагично сложилась судьба другого собора Красной площади, который пытался спасти неутомимый подвижник. Еще в 1925 г. мастер начал реставрацию собора Казанского, построенного по велению князя Д. Пожарского, в коем хранилась чудотворная икона Божией Матери Казанской, с которой Народное ополчение 1612 г. шло освобождать столицу. В процессе реставрации Барановский убирал все позднейшие наслоения и пристройки — по возможности старался придать собору первозданный вид, считая Федора Коня автором храма — первого, возведенного в Москве после Смутного времени. Этот собор стал образцом для дальнейшего храмового строительства; вслед за ним были возведены и другие, названные «огненными».
В 1930 г. Моссовет принял решение о сносе Казанского собора и Воскресенских (Иверских) ворот с часовней. А Пётр Дмитриевич в 1933 г. был арестован с большой группой коллег по обвинению по 58-й статье — «за пропаганду или агитацию, содержащую призыв к свержению, подрыву или ослаблению Советской власти или к совершению отдельных контрреволюционных преступлений». Три года он провел в лагере в Мариинске Кемеровской области, где работал помощником начальника строительной части, там строил музей, который по силуэту напоминал храм, потом строил электростанцию. В архиве Барановского хранится удостоверение «Ударник Сибирских лагерей», он был освобожден досрочно, в мае 1936 г. — срок ему с шести лет скостили.
Но освобожден он был без права проживания в Москве. Местом жительства ему определили г. Александров Владимирской области, коему, к слову, подвижник уделил не один год своей жизни и добился создания музея и там.
Поразительно: вернувшись из лагеря, реставратор первым делом (!) отправился на Красную площадь и увидел страшную картину — рабочих, разбиравших Казанский собор. Но Василий Блаженный — все-таки стоял!
Однако на протяжении двух первых летних месяцев на свободе — июнь и июль — каждое утро Барановский, нарушая установленный ему властью режим ссыльнопоселенца, на первой электричке отправлялся в Москву и фотографировал Казанский храм, делал обмеры. А к половине шестого возвращался в Александров, чтобы отметиться у местного оперуполномоченного.
Благодаря обмерам подвижника собор и смог быть восстановлен через шесть десятилетий: в 1990–1994 гг.
Биографы сообщают также, что в 1941 г. П. Барановский, все еще находившийся в Москве на «птичьих правах» (жил по временным удостоверениям Академии архитектуры СССР), стал инициатором использования сводчатых помещений для укрытия людей и художественных ценностей от бомбардировок. В одном лишь Новодевичьем монастыре он оборудовал восемь убежищ, и в дни интенсивных бомбежек Москвы в июле-октябре 1941 г. это спасло жизнь многим москвичам. А кроме того, как отмечалось в одном из документов военных лет, он «своей героической работой сохранил художественные ценности в Новодевичьем монастыре, в Музее «Коломенское».
* * *
В нынешнюю помраченную годину следует особо отметить и немалый вклад Барановского в спасение древних памятников Руси, оказавшихся волею судеб на территории УССР.
Известно, что Чернигов, один из старейших городов древней Руси, некогда столица Северского княжества, где сохранилось значительное количество архитектурных памятников древности, был подвергнут немцами в дни Великой Отечественной войны жесточайшей бомбардировке, имевшей целью стереть город с лица земли. При этом погибли все музеи, исторические и художественные ценности и архивы. Кроме того, жестоко пострадали от огня все архитектурные памятники, среди которых наиболее был поврежден собор Пятницкого монастыря на Красной площади (иначе — на Старом базаре, или же Пятницком поле).
Барановский в Чернигов прибыл 23 сентября 1943 г. — через день после освобождения города от фашистов. А три дня спустя на его глазах немецкий пикирующий бомбардировщик прицельно разбомбил и без того выгоревший от зажигательных бомб храм Пятницы Параскевы. Разрушенными на три четверти оказались западная и южная стены здания, обрушились два западных пилона, большая часть сводов и купол. Эти части здания были превращены в гору из кирпичных массивов, щебня и мусора, поднимавшегося внутри строения на семь метров.
Без малого двадцать лет реставрировал Барановский Пятницкий храм, возвращая ему первозданный вид. Утверждают, что его работа по исследованию и реставрации Пятницкой церкви в Чернигове открыла новую главу в истории русской архитектуры.
Памятник этот, как доказал Петр Дмитриевич, был сверстником «Слова о полку Игореве», одним из первых, непревзойденных образцов собственно русского (в противовес византийскому) зодчества.
Стоящий на вершине разрушенной татарами большой культуры Древней Руси, храм этот, по мнению Барановского, представляет ясно выраженную отправную точку, с которой началось развитие национального творчества Московской Руси. Барановский считал, что Пятницкий храм поражает явной связью с памятниками и Сербии, и Москвы XIV—XV вв., и с такими вершинами русского зодчества, как Вознесенский храм в Коломенском, и в этой многообразной связи Пятницкий является первым великим произведением нового стиля, ярким проявлением творческого гения русского народа. Пётр Дмитриевич даже предположил, что зодчим необычайного Пятницкого мог быть «приятель» Рюрика — «художник и мастер непростой» Милонег, который, по словам летописца, совершил «дело, подобное чуду», то есть постройку под Киевом Выдубицкой стены.
* * *
Огромный перечень памятников, руин с почтенными датами в пределах от VII в. до н.э. до XIII в. н.э., осмотренных экспедициями Барановского, говорит о значительности ставившихся энтузиастами задач их сохранения, а также о несомненных заслугах русской культуры перед братскими культурами древних стран в деле возрождения национально-общезначимых ценностей.
Назовем лишь некоторые, опуская здесь обширнейший список объектов русского зодчества: на Северном Кавказе и в Черкессии — храмы Аркизы в Зеленчукском ущелье (XI в.) и храм в Нижди (XI в.) на Черноморском берегу; в Абхазии — крепость и храмы (XI—XII вв.), дворец в Лыхнах (XII в.), крепость Сухуми (VI в.); в Грузии — храм Баграта в Кутаиси (XI в.), дворец в Гегаути (XII в.), крепость Армаз-Цихе (IV в. до н.э.) в Мцхета, крепость Дарияла (VI в.); в Армении — храмы Аван, Армус, Аштарак, Егварт, Зоравар, Звартноц (VI—VII вв.); в Азербайджане — храмы Кум, Лекит (VI в.), длинная Кахско-Катехская стена (VI—IX вв.) с ее замками, крепость старой Гянджи (XII в.), крепость Кабала (VI—XII вв.), мавзолеи в Хазри (XII в.), замки Апшерона (XII в.), монастырь Ханега, Пирсагат, храм в Мингечауре (IV в. до н.э.); в Дагестане — Великая Дербентская стена (VI—XII вв.) и многие другие, здесь не упомянутые в силу газетного формата.
Дочь реставратора О. Барановская поясняет: «Перечень, составленный собственноручно П.Д. Барановским, охватывает 50 лет его творческой деятельности. Но и после 1964 года (этим годом кончается перечень) активная деятельность Петра Дмитриевича не прекращалась вплоть до 1980 года, так как на комплексе Крутицкого дворца продолжались реставрационные работы по его проекту, в связи с чем необходимость в консультациях и согласованиях была постоянной».
К слову, занявший в биографии сохранителя немало лет и сил Крутицкий архиерейский дом, или дворец — это один из самых замечательных памятников архитектуры Древней Руси, сохранившийся на крутом берегу Москвы-реки близ Новоспасского моста. Петр Барановский называл Крутицы не иначе, как вторым Кремлем Москвы. Здесь когда-то работала первая русская обсерватория, и был сделан первый на Руси перевод сочинений Коперника. Его учреждение, как утверждают исследователи, «относится почти ко времени основания Москвы, ко времени монгольского разорения, когда по ходатайству Александра Невского перед ханом Берке, братом Батыя, была в столице Золотой Орды учреждена кафедра Сарайских епископов. В XIV в. эта кафедра была перенесена в Москву на настоящее место и получила название Крутицкой. Древнейший из сохранившихся памятников датируется XV в., последние — XVII в. Почти все здания Крутиц дошли до нас крайне искаженными и перестроенными до неузнаваемости. Среди них изумленному посетителю вдруг представляется, как дивное видение, каким-то чудом сохранившийся прославленный “Крутицкий терем”, сверкающий своими радужными красками сплошного майоликового декора, будто бы архитектурный фрагмент, занесенный из далекого южного Самарканда. Реставрационные работы в Крутицах начались под руководством Барановского в 1948 г.».
В.Н. Киселев, каменщик-реставратор, вспоминал: «Когда я первый раз увидел Барановского, ему было уже за семьдесят. Я много слышал о нем, встречи ждал с интересом. Увидел небольшого старичка, седого, в круглых очках.
Глаза у него были живые и, что называется, отчаянные. Какая-то лихость в них была, и вообще в нем было много мальчишества. Если куда-то нужно было залезть, он в этом удовольствии никогда себе не отказывал. И чем рискованнее, тем лучше.
За десять лет, что мы с ним работали, всякие ЧП случались. И землей его засыпало, и со стены срывался. Полдня отлежится — и опять на объекте. Страха не знал. Но смелость была в другом: он не боялся отстаивать свои убеждения, идти один против всех. Бывало, на совещании, где все заранее уже было против него, он спокойно сидел, дожидаясь удобного момента, чтобы вмешаться, убедить, а порою изменить ход дела… Каждый человек хочет видеть результат своего труда. Скажи ему: эту работу ты завершить не успеешь — возьмется ли? А Барановский брался. Он отдал Крутицам больше тридцати лет, а готовым ансамбль так и не увидел».
Перед смертью Барановский предложил свой архив Государственному Историческому музею, но там от бесценного подарка почему-то отказались. Тогда ученый провел результативные переговоры с Музеем архитектуры им. А.В. Щусева. Ю. Бычков, автор книги «Житие Петра Барановского» (М.,1991) завершает рассказ о пути подвижника такими словами: «Свято исполнивший долг перед русским народом и его великим зодческим искусством, Мастер тихо скончался в 1984 году в своем доме. Согласно завещанию, он похоронен на кладбище Донского монастыря под сенью величественного собора. Мир праху его и вечная память!».
К 100-летию со дня рождения подвижника, по модели его дочери, была установлена мемориальная доска на здании больничных палат в Новодевичьем монастыре. Еще одна — на передних воротах в Коломенском.
В 1996 г. в издательстве «Отчий дом» (Москва) вышел сборник «Пётр Барановский: Труды, воспоминания современников», выпущенный Фондом П.Д. Барановского и МГО ВООПИиК. Составителями тома стали Ю.А. Бычков, О.П. Барановская, В.А. Десятников, А.М. Пономарев, которым мы благодарны как за обнародование записок и статей самого Барановского, так и за публикацию сообщений о подвижнике.
Завершим наше приношение Петру Дмитриевичу Барановскому цитированием одного из его ярких и многое поясняющих воспоминаний: «В 1929 г. мы с женой жили также на Софийской набережной, занимали одну комнату в коммунальной квартире, комната была вытянутой, ее единственное окно смотрело на Кремль. Я в те годы много работал на строительных площадках, приходил страшно уставшим. Так же было и в тот памятный вечер. Я быстро и, как обычно, крепко заснул, но вдруг проснулся среди ночи и не мог заснуть, этого со мной никогда не было. Встал, прошелся по комнате, выпил воды. Была очень тихая и темная ночь, я направился к окну… И вдруг на кремлевском холме вспыхнул яркий свет, и Вознесенский монастырь весь целиком в полной тишине поднялся вверх. Это видение продолжалось около секунды, а затем последовал страшный грохот, и наступила кромешная тьма. В эту ночь был взорван Воскресенский монастырь, место захоронения русских великих княгинь, из которых москвичи особо почитали Евфросинию Московскую, святые мощи которой почивали в главном Екатерининском соборе монастыря».
Имя Петр происходит от древнегреческого слова «петра», означающего «утес, каменная глыба». Можно без преувеличений сказать, что камень, глыба Петра Барановского является одним из основательных в русской культуре, в реставрации древних строений, краеугольным камнем подвижнического служения памяти Отечества.
Станислав Минаков
Источник: stoletie.ru
© 2015, https:. Все права защищены.