Это становится уже не традиций, а стилем. Звучит обвинение. На него следует ответ, из которого любому сколько-нибудь вменяемому человеку несомненно, что обвинение верное и обвиняемый вину признает полностью и безоговорочно. Оправдываться не собирается. В общем – явка с повинной. А дальше обвиняемый заявляет: «Всё неправда!». Или – «Ну, и что?».
Началось это давно. Собственно даже и не вспомнишь – когда. Московские взрывы, «Курск», Беслан – там еще было отнекивание. А вот с убийством Литвиненко уже не было. Наоборот – Лугового избрали в Госду-у. За что? За какие заслуги? Заслуга на тот момент была одна. Она же – клеветнический навет. Что это избрание означало? Что народ не сомневается: да, отравил. Поэтому и герой. Поэтому и ду-а. В общем, было полное признание вины – бессудное убийство, ядерный терроризм и прочее. И ни намека на раскаяние.
Но это было давно. Сегодня подобные признания стали эпидемией.
Навальный обличил Чайку. Точнее – чАек. Ответ – да, было дело. Полное признание. Без споров. А вывод? А вывод – ну, и что?
Обвинение в геноциде грузинов в 2008-м году. Какой ответ? Что – не было геноцида? Нет, ответ – мы не будем с вами водиться. Преступник не хочет водиться с судом. То есть геноцид был, военные преступления были. Не спорим. Не отказываемся. Ну, и что с того?
Обвинения Путина в коррупции. Та же реакция. Не «не было». Реакция – вы плохие. То есть – да, было, не возражаем. Возражаем, конечно – бред, галиматья… А по сути? А по сути – ничего. Что это означает? Что – согласны, возразить нечего.
Убийство Немцова. Изначально главный очевидный подозреваемый – Кадыров. Но ясно (изначально же) и то, что убивать именно Немцова лично Кадырову не было никакого резона. Зачем? И это значило, что след от Кадырова ведет наверх. Либо на самый верх, либо (что менее правдоподобно) в окрестности самого верха: дескать, кто-то, кому нельзя было не поверить, сказал Кадырову, что заказ от первого. Какие тут еще могут быть варианты? Это же и ребенку понятно. Мотивы убийства? Ну, общий набор тоже легко себе представить: либо месть, либо запугать остающихся. В общем, всё это было понятно сразу же. За исключением разве что деталей. Что делает СК? Выдвигает версию, нелепость которой развеивает последние сомнения, что убийство политическое и заказчик находится среди первых лиц. Причем, не Чечни. Явка с повинной. И с голубыми глазами – ну, и что?
Убийства мирных сирийцев – женщин, детей… Та же реакция. Тренируемся, дескать…
Всё более громко звучащие обвинения в спецоперации по дестабилизации Европы. Та же реакция.
По совокупности это уже не на один, а на много трибуналов тянет. Но, понятно, трибуналов они не боятся. Надеются в «Тополях» переждать. Ну, это надежды, возможно и небезосновательные. А как насчет неприятностей изнутри страны? Тоже не боятся. И вот здесь, думается, зря.
Расчет на то, что большинство народа, насмотревшись телевизора, согласится с «Ну, убийцы – ну, и что? Ну, воры – ну, и что?», кажется сверхоптимистичным. Нет, конечно, расчет этот не вовсе беспочвенный. Найдется немало народа с одной извилиной, который будет кричать «Путин – наше всё! Не продадим родного отца! Русские не сдаются!» пока по телевизору им не сообщат, что оказался наш отец не отцом.
Только здесь вот какой социологический вопрос возникает: а сколько это «немало»? Сколько людей, раз поверив, что мы встали с колен, будет верить в это вечно? Сколько процентов? 86? Ну, об этом и говорить смешно. И про 50 смешно. Процентов 20-30 – не больше. Сегодня реальная поддержка измеряется, по-видимому, процентами 50-ю (плюс-минус 10 – реальной-то социологии у нас нет). Это – число тех, кто верит в весь телебред, который опрокидывают на его головы: про воинственный Запад, который вот-вот загнется, укрофашистов, распятых мальчиков и изнасилованных девочек. Правда, и они не сомневаются, что Луговой отравил Литвиненко, и не по своей прихоти, и что Крым с Донбассом мы отжали, но они это как бы одобряют. Они и про коррупцию знают, но это как бы им тоже картину мира не отравляет.
Такой процент, от 40 до 60 – солидная подушка безопасности, и неслучайно на ее надувание тратятся огромные деньги. Но вот только сделана она из непрочного материала. Неровен час – лопнет. Ведь половине из этого запаса прочности мода на Путина, державность, патриотизм и прочий надоест очень быстро. Конечно, ее можно подогревать маленькими войнами. Но и это надоедает. И человек начинает догадываться, что никакого вставания с колен нет, а есть погружение в болото. Что гордиться нам совершенно нечем. И что нет у нас за душой ничего, за что можно было бы воевать, кроме подростковых комплексов и повадок шпаны. И что даже завоевывать нас никто не собирается. Потому что всё, что у нас есть ценного, можно дешево выменять на стеклянные бусы, а завоевание нас чревато такой головной болью по управлению нами, что себестоимость нашей нефти и руды вырастет до экономически невыгодных значений. Резервация – гораздо более экономичное решение. И лучше – одна, а не несколько резерваций – удобней в управлении. Так что и расщеплять нас едва ли кто-то хочет. Мы и на коленях стояли в позе, весьма удобной для наших геополитических партнеров, причем, как западных, так и восточных, и, встав с колен, менее удобной свою позу не сделали. Кричать стали больше, плеваться, безобразничать, но всё так же мы творчески бесплодны и всё так же не имеем ничего, что можно было бы противопоставить миру. И сколько ни награждай мы себя золотыми орлами, орлиного у нас не добавится.
Это всё слишком очевидные вещи, которые быстро поймет половина сегодняшних путинистов, как только спадет температура. И тогда политическая ситуация в стране изменится. Одно дело 50 процентов поддержки, другое – 25. Совсем другое. И тогда бояться нужно будет уже не международного трибунала, а внутреннего. Который сегодняшние явки с повинной будет рассматривать как несомненные доказательства вины. А отсутствие раскаяния – как утяжеляющее вину обстоятельство.
© 2016, https:. Все права защищены.
