Крым народного единства. Часть I

Настроения российских элит похожи на реакцию населения страны в целом

Присоединение Крыма стало поворотным событием для российского политического истеблишмента. Падение популярности власти, которое продолжалось на протяжении четырех-пяти лет, удалось остановить. В апреле-мае 2014-го рейтинг президента Владимира Путина взлетел и на полтора года застыл на уровне 86–89 процентов.

Улучшились настроения рядовых граждан, оценки работы всех государственных институтов. Выросла уверенность, что Россия вновь становится великой державой – впервые после распада Советского Союза. Но уже к декабрю 2014-го оценки экономической ситуации и надежды на будущее сильно просели на фоне резкого снижения цен на нефть и падающего курса рубля. Однако к весне 2015 года они практически вернулись на додекабрьский уровень. Только к концу лета беспокойство вновь начало медленно нарастать. Все это довольно отчетливо показывают опросы общественного мнения. А что же российские элиты, как они воспринимают происходящее, чего можно ожидать от них в близком будущем и в перспективе?

Единого мнения о том, можно ли говорить об «элитах» применительно к российской ситуации, и о том, кого к ним относить, среди исследователей нет. Ведущие отечественные социологи Ю. Левада, Л. Гудков, Б. Дубин в середине 2000-х годов писали о «позиционных» или «эрзац-элитах», указывая, что место человека в российской иерархии определяется не его достижениями, а лояльностью к вышестоящей власти и назначением «сверху». Тем не менее в рабочем порядке за «элиту» принимали совокупность авторитетных и влиятельных лиц, которые занимают должности в органах власти, принимают и обеспечивают политические решения, влияют на этот процесс благодаря положению в системе управления или популярности в различных общественных группах.

На определяющую роль административного ресурса при формировании российской правящей верхушки указывает и политолог Н. Петров, предпочитая говорить о «номенклатуре», а не об «элитах». Его коллега С. Кордонский, отмечая сильную зависимость российского общества от государственного перераспределения, предлагает говорить о сословиях, среди которых привилегированное положение занимают государственные служащие, «служивое сословие» или «власть» (около 5% населения или 7,7 млн человек). Верхушка этого сословия – «начальники» или «первые лица» – насчитывает около 0,26 процента населения (примерно 400 тысяч человек). Социолог О. Крыштановская относит к элите всего около тысячи человек или 0,08 процента населения, к более широкой категории «политического класса» – около 0,2 процента. Политолог М. Афанасьев, напротив, пишет об «элите развития» и относит к ней бльшую часть «среднего класса» (то есть 10–15% населения).

Существует несколько подходов к структурированию элит. Наиболее простой – отраслевой, когда элита делится на политическую, экономическую, военную и прочие подгруппы. При этом можно выделять сколь угодно малые группы, если того требует анализ. Другой подход подразумевает функциональное деление элиты на «администраторов», «идеологов», «законодателей», «международников» и пр. Еще одним вариантом структурирования элитного пространства является выделение групп на основе устойчивых бизнес-, родственных, карьерных и иных связей. Это так называемая клановая конструкция или модель «кремлевских башен». Для исследования подвижек в ближайшем окружении Владимира Путина используется модель «политбюро», предложенная О. Крыштановской и разработанная политтехнологом Е. Минченко и его коллегами. Согласно этому подходу верхушка элиты включает несколько десятков человек, в том числе самое близкое окружение президента (несколько высших чиновников, руководителей госкорпораций и крупных бизнесменов), а также юридическо-силовой, политический, бизнес- и технократический блоки, лидеров парламентской оппозиции и некоторых губернаторов. Для эмпирического исследования мнений и настроений представителей элиты, в которое по понятным причинам не попадают наиболее влиятельные фигуры, обычно включают представителей следующих категорий: чиновников (федеральных и региональных), военных, представителей спецслужб, полиции и прокуратуры, судей и известных адвокатов, топ-менеджеров и директоров предприятий, священнослужителей, известных журналистов, ученых и экспертов.

Большинство исследователей сходятся в том, что в российской правящей верхушке ключевые позиции занимают силовики. На это среди первых указала Крыштановская, отмечая большую долю выходцев из спецслужб в ближайшем окружении Владимира Путина и массовое привлечение военных на государственную службу. Н. Петров подчеркивает, что «внутренние корпоративные правила и нормы, действовавшие в специфической, силовой части государственной машины» (в том числе подозрительность к внешнему миру, активным общественным группам и пр.), постепенно становятся характерными для российской власти в целом. По мнению Л. Гудкова, силовые структуры, оставшиеся от советского режима, сегодня сами являются держателями власти. Избавившись от контролирующих партийных органов и подчинив парламент исполнительной власти, они получили неограниченные возможности для обеспечения своих частных, кланово-групповых интересов. Еще более важно, что именно отсутствие горизонтальной (через другие ветви власти) и вертикальной (через независимые СМИ и общественные организации) подотчетности исполнительной власти блокирует возможность стратегического развития страны. Единственное, на что способна власть в такой композиции, – воспроизводство самой себя и удержание статус-кво. Этот вывод, сделанный на материалах исследования элит 2006 года, и ныне не потерял актуальности.

О. Крыштановская также отмечает, что при Владимире Путине центр принятия стратегических решений сместился из «экономического блока», где он находился в годы президентства Бориса Ельцина, в «силовой». Таким образом, она и ряд других исследователей заключают, что экономическая элита сегодня занимает скорее подчиненное место в иерархии, обслуживая функционирование государственного аппарата. Ее представители потеряли решающие позиции, которые имели в 90-е годы, уступив их силовикам. Очень редко исследователи, рассматривая российские элиты, уделяют внимание обществу, гражданским и протестным лидерам. Это можно объяснить тем, что при рекрутировании элиты практически не происходит обмен между обществом и политической системой, гражданские и протестные лидеры находятся на ее периферии или даже за пределами (отсюда и пресловутое понятие «несистемная оппозиция»). Интересно, однако, что именно на таких общественных площадках, как «Комитет гражданских инициатив» А. Кудрина, «Открытая Россия» М. Ходорковского, «Фонд борьбы с коррупцией» А. Навального или «Круглый стол 12 декабря», делаются сегодня попытки выработать альтернативные сценарии общественного развития.

Наконец, стоит отметить такую характерную черту российской элиты, как схожесть настроений и установок ее представителей с мнением населения в целом. На эту черту неоднократно указывали разные исследователи. Так, С. Тарусин, обобщая результаты элитного опроса 2007 года, писал, что представители элиты «проявляют те же тенденции, что и общество в целом». Еще раньше социологи Левада-центра на материалах исследования 2006 года пришли к похожим выводам, объясняя это тем, что слабая дифференцированность российской элиты, «негативный отбор», то есть рекрутирование «наверх» по соображениям лояльности, а не компетентности и достижений, снижает общий уровень элит до «среднего».

Достоверных данных о настроении элит мало, так как эта сфера очень закрыта. Последние известные автору этих строк количественные опросы представителей российской элиты проводились в начале периода президентства Дмитрия Медведева. Поэтому судить о настроениях элит можно лишь по косвенным данным: публичным высказываниям официальных лиц, глубинным исследовательским интервью с чиновниками и экспертами, а также путем экстраполяции результатов ранее проведенных опросов на нынешнюю ситуацию.

Пустые разговоры о либерализации

Один из последних доступных опросов представителей элиты был проведен компанией «Никколо-М» в 2008-м. По результатам исследования М. Афанасьев выделял несколько точек элитного консенсуса: государственные инвестиции в человеческий капитал, политическая конкуренция, разделение властей, либерализация партийной системы, выбор в той или иной форме глав регионов, а не их назначение, развитие самостоятельности местного самоуправления. Все это позволило социологу заключить, что российские элиты почти наполовину «либерально настроены». Единственной группой, которая хотела дальнейшего ужесточения политики, были представители спецслужб. Большинство опрошенных, напротив, считали, что мероприятия по укреплению вертикали власти не смогли повысить эффективность управления и силовики неспособны выдвинуть «консолидирующую идею».

Как же объяснить, что сейчас практически ни один из обозначенных пунктов не был реализован? Вероятно, можно говорить о готовности элит поддержать любую доминирующую идеологию (напомним, что именно в начале 2008-го прозвучали слова Дмитрия Медведева о том, что «свобода лучше несвободы»). Другой опрос, проведенный годом позже, обнаружил поддержку элитами курса на «суверенную демократию», притом что значительная часть опрошенных, по их собственному признанию, лишь смутно понимала, что подразумевается под этим понятием. Говоря словами из советского анекдота, российская элита готова «колебаться вместе с линией партии». Рассуждения о разделении властей, либерализации, политической конкуренции на поверку оказываются для элит пустыми формулами, лишенными содержания.

Однако во время президентства Дмитрия Медведева небольшая часть элит все же объединилась вокруг Института современного развития (ИНСОР) и разработки концепции долгосрочного социально-экономического развития России «Стратегия-2020», сделав ставку на постепенную либерализацию российского режима. При этом бльшая их часть поддержала медведевскую либерализацию только на словах. То, что М. Афанасьев принял за либерализм элит, видимо, являлось самыми общими предпочтениями спокойного и расслабленного существования – надеждой на избавление от жесткой «вертикали власти».

Если такие надежды и бытовали в конце 2000-х годов, им не суждено было сбыться. Сегодня правозащитники, которые по характеру своей работы взаимодействуют с госслужащими, да и сами чиновники регулярно заявляют нам в интервью, что они «запуганы» прокуратурой, профильными комитетами, спецслужбами, вышестоящим начальством: «Боятся и все тут!». Вероятно, нынешние кампании по разоблачению коррупции в российских регионах, среди мэров и губернаторов можно воспринимать как средство поддержания элит в постоянном напряжении. Это не добавляет любви к федеральному центру. Но приходится заключить, что силовики смогли навязать свою повестку дня элитам против их воли, несмотря на то, что находились в меньшинстве. В элитах не нашлось группы, сопоставимой по организованности и влиянию с силовиками. Вряд ли такая сила существует сегодня.

Несостоявшийся раскол

Часто говорится, что возвращение Владимира Путина на пост президента в 2012 году, а вместе с ним и новое возвышение силовиков стали результатом «арабской весны» и падения авторитарных режимов в североафриканских странах (Бен Али в Тунисе, Мубарака в Египте, Каддафи в Ливии). Реальная и вымышленная роль западных стран в этих событиях, поведение местных элит, часть которых перешла на сторону протестующих, должны были сильно встревожить российскую правящую верхушку, ведь в итоге новые правительства арабских стран во многом составили прежние чиновники и военные, вовремя «изменившие» авторитарным лидерам. Заметим, что похожие процессы были характерны для «цветных революций» середины 2000-х и для евромайдана в Киеве. И всякий раз – в начале 2000-х, в 2011 и 2014-м – борьба граждан за новые свободы в других странах провоцировала российское руководство на ужесточение давления на общество. Сначала «цветные революции» вызвали первые гонения на иностранные фонды и некоммерческие организации, организацию прокремлевских молодежных движений. Затем события «арабской весны» и протесты в самой России привели к возвращению Владимира Путина на пост президента и проведению политики по усмирению общества. Евромайдан стал поводом не только к присоединению Крыма и поддержке Россией ополченцев Донбасса, но и к новому витку давления власти на общество (массированной пропаганде на телевидении, закрытию ряда независимых СМИ, новому этапу кампании поиска иностранных агентов, созданию прокремлевского движения «Антимайдан»).

Возвращение Владимира Путина в Кремль проходило на фоне постепенного накопления общественного недовольства властью, вызванного спадом в экономике. Серия политических скандалов и «рокировка» Владимира Путина и Дмитрия Медведева спровоцировали протестное голосование. По результатам выборов 2011 года количество мест, которое получила «Единая Россия», сократилось с 315 до 238. Остальные партии увеличили число мандатов. Результаты голосования вызвали ожесточенные споры внутри «Справедливой России», и часть ее депутатов присоединилась к протесту в надежде увеличить свой политический капитал. На первых протестных акциях можно было видеть некоторых олигархов и чиновников, не говоря уже об известных писателях и журналистах. Многим показалось, что российская элита раскололась.

Однако власть быстро подавила протестное движение, чем послала населению и элитам сигнал о том, что альтернативы нет. Внутри мятежной «Справедливой России» была восстановлена дисциплина, депутаты Г. Гудков и И. Пономарев лишились мест в Государственной думе. Некоторые известные блоггеры и политические активисты вынуждены были уехать за границу, чтобы избежать уголовного преследования (позже вслед за ними потянулись сотни представителей «креативного класса», потерявшие надежду на демократические изменения в стране). Элиты, сочувствовавшие лозунгам протестного движения или надеявшиеся заработать на этом дополнительный политический капитал, получили хороший урок и прививку на будущее. Однако вернуть утраченную поддержку населения и элит российский режим смог лишь после присоединения Крыма.

«Маленькая победоносная война» должна была резко повысить самооценку армии и спецслужб, которые смогли быстро и бескровно осуществить операцию, а вместе с тем гарантировать их лояльность режиму. В глазах большинства населения и части элит присоединение Крыма свидетельствовало о восстановлении великодержавной роли страны на международной арене. Напомним, что по результатам опроса представителей элит в 2006-м задачу обеспечить «величие России» поддерживало большинство, в том числе критически настроенных по отношению к власти. Элиты и население сходились в том, что если какая-то идея и может объединить страну, то это «возвращение России статуса великой державы». И можно сказать, что после присоединения Крыма в течение нескольких месяцев действительно наблюдалось единение власти и населения. Чувство удовлетворения и собственной значимости читалось в глазах представителей элиты, собравшихся 18 марта 2014 года в Большом Кремлевском дворце на церемонию подписания соглашения о вхождении Крыма и Севастополя в состав Российской Федерации. Позже похожие эмоции приходилось не раз видеть на лицах обычных людей, обсуждавших произошедшее в фокус-группах.

Конечно, среди представителей элиты были недовольные присоединением Крыма – прежде всего среди тех, кто мог оценить последующую реакцию мирового сообщества. Так, в кулуарах одной международной конференции автору довелось слышать, как российский чиновник ворчал по поводу того, насколько поспешно и неаккуратно проведен референдум в Крыму. Важно, однако, другое: от представителей власти и приближенных к ней элит на протяжении длительного времени не было слышно ни единого публичного слова критики. В вопросе присоединения огромная бюрократическая машина государства сработала как единый механизм, начиная от военной спецоперации и до выделения дополнительного финансирования и отстраивания социальной инфраструктуры на полуострове.

Свою роль в поддержании единства мнений наверняка сыграла профилактика разногласий внутри правительства (вспомним увольнения А. Кудрина с поста министра финансов и С. Белякова с поста замминистра экономического развития после выражения ими публичного несогласия с принятыми решениями), однако довольно эффективные действия в отношении интеграции Крыма в состав России говорят о высокой доле внутреннего согласия элит с принятым решением.

Окончание следует.

Денис Волков

Источник: vpk-news.ru

© 2015, https:. Все права защищены.