Чем дальше мы удаляемся от событий августа 2008 года, тем иначе воспринимаются те события.
Если бы не пятидневная война, скорее всего, Грузия бы продолжала политику Михаила Саакашвили. Думаю, отношения бы были, может быть, тоже плохими, но плохими по-другому. Лучше бы не стало. Они были бы плохими в другом варианте.
Если брать непосредственно момент начала войны и бомбардировку Цхинвала, то здесь можно уверенно говорить, что решение, принятое тогда Медведевым и Путиным, ввести войска и начать боевые действия против грузинской армии, было правильным.
И как бы мы не относились после к этим политическим фигурам, но эти люди вписали себя в историю с положительным знаком только из-за решения той ночи.
Конечно, необходимо детально анализировать события, предшествующие пятидневной войне: все ли мы сделали для того, чтобы предотвратить войну, чтобы она не началась и не гибли люди.
И, наверное, разрабатывая стратегию на будущее, этот опыт необходимо учитывать. Тем не менее, если брать оценку тех событий со стороны южных осетин и абхазов, — она несколько иная.
Жители Абхазии, Южной Осетии, безусловно, скорбят по погибшим. Но в целом они рады, что все так обернулось, что началась война, потому что в конечном итоге такой вариант развития событий позволил им получить независимость. Так что в каком-то смысле для них эта война имела положительный характер.
Война 2008 года стала неким поворотным моментом, как для России, так и для Грузии, потому что после этого начались совершенно другие процессы.
Но, как говорится, захватить трон — это одно, а удержаться на нем — совсем другое. После войны началась целая череда проблем, которые разово не решить.
С осетинами — это проблемы поствоенного строительства, проблемы коррупции, проблемы невозможности выхода даже на самоокупаемость экономики. С абхазами — другая ситуация — некоего дисбаланса между желанием независимости и одновременно невозможностью быть полностью независимой от России в экономическом, военном плане.
Фактически эта та ситуация, когда победа в войне порождает некие проблемы в поствоенном строительстве.
Для Грузии эта война имела определенное веховое значение. Начало разочарования в Западе, которое стало набирать обороты уже через много лет, но проявилось еще тогда. Люди начали думать о возвращении к России.
Для России эта война не в меньшей степени, а может даже и в большей, чем для Грузии, была некой вехой. Мы встали на новую планку, начали менять порядок, сложившийся после решения, принятого в Беловежской пуще.
Мы оказывались постоянно в проигравших, следовали чужим правилам, которые были направлены на то, чтобы нас всегда держать в статусе младшего партнера.
Начиная же с августа 2008 года, мы сами начали менять повестку дня. И к нам изменилось отношение, разные народы стали воспринимать нас по-иному. Без августа 2008 года не было бы ни Крыма, ни Донбасса, ни Луганска, и я уверен, что это еще не конец. К нам стали предъявлять другие требования, другие ожидания.
Правда, пока, к сожалению, мы еще не соответствуем этим ожиданиям, и в этом — наша главная проблема. Она чем-то схожа с абхазской: наше желание вести независимый политический курс, который однозначно будет конкурировать с Западом, — с одной стороны, и наша очень сильная экономическая зависимость от Запада — с другой.
Это некая калька с Абхазии, но на другом уровне. Если бы мы не были настолько зависимы от Запада, то украинские события имели бы иной характер, и больше в нашу пользу.
Так что та война 2008 года кажется для нас в общем выигрышной и правильной, но эта война, после которой следует фраза: «А что потом?». Это война, которая ставит вопросы, и на эти вопросы мы пока не нашли ответов.
Возвращаясь к вопросу «Что потом?», за минувшие семь лет независимости Абхазии и Южной Осетии экономическая ситуация в этих республиках не сильно изменилась. Они не вышли на новый уровень, чтобы действительно стать независимыми.
Причин несколько, точнее две. Во-первых, это сопротивление мирового, скорее, западного сообщества, которое все-таки хочет видеть Россию в статусе младшего брата. И для этого им нужно сохранить то мировое устройство, которое было оформлено после Беловежской пущи, и согласно которому Россия была слабой и бесправной. И сейчас попытки России изменить эти правила встречают сопротивление со стороны Запада.
Поэтому было вполне ожидаемо, что Запад «встретил в штыки» образование новых государств. А нашего веса пока не хватило, чтобы продавить это признание на более широком уровне.
И, во-вторых, проблема кроется в нас самих. Мы не смогли добиться того, чтобы в Южной Осетии состоялось эффективное государственное управление. Когда приходит огромная Россия в маленькую Южную Осетию и приводит с собой новые правила игры, включая коррупционность и неэффективность наших чиновников, осетинам сложно этому противостоять. Они начинают подстраиваться, встраиваться, появляются собственные коррупционеры и неэффективные менеджеры, и в итоге складывается совершенно неэффективная система управления, которая не дает возможности построить нормальное государство. И во многом это проблема России. В Абхазии — другая ситуация.
Понятно, что сегодня в российско-грузинских отношениях вопрос Абхазии и Южной Осетии сохранится.
Но за поствоенное время Россия и Грузия смогли достичь и положительных результатов, смогли отделить политику от всего остального, что первое время, при Саакашвили, было совершенно невозможно.
И если мы будем работать дальше хотя бы в таком же режиме, который есть сегодня, то это уже будет хорошо. По сути, мы уже видим, как Грузия начинает понимать, что прежний формат конфронтации с Россией для нее неудобен.
Если бы не Пятидневная война, скорее всего, Грузия бы продолжала политику Михаила Саакашвили. Думаю, отношения бы были, может быть, тоже плохими, но плохими по-другому. Лучше бы не стало. Они были бы плохими в другом варианте.
Андрей Епифанцев
Источник: kavpolit.com
© 2015, https:. Все права защищены.
