В ответ на вопрос, почему капитализм неизбежно должен отмереть, от левых часто можно услышать, что-нибудь типа: «развитие производительных сил вступает в противоречие с производственными отношениями…» и так далее. И это правильно. Но за этой общей фразой находится реальное содержание, раскрыть которое наши герои часто оказываются не в состоянии. О нем и пойдет речь в статье. Но обо всем по порядку.
Капиталистическая общественно-экономическая формация преходяща. Но также и неизбежна. Докапиталистическое производство являло собой мелкое производство множества частных собственников: отдельных крестьян и ремесленников. Историческая роль капиталистического строя состоит в том, чтобы сконцентрировать и укрупнить эти раздробленные средства производства. А сделать это было возможно, лишь превратив их из средств производства, применяемых отдельными лицами, в общественные средства производства, применяемые совместно массой людей — заменив мастерские фабриками, требующими совместного труда сотен и тысяч рабочих. Производство товаров стало делом общественным, а продукты труда, соответственно, общественными продуктами.
Итак, концентрация средств производства на крупных предприятиях, сначала мануфактурах, а затем фабриках и заводах, сделала их общественными средствами производства. Формально. На деле же с этими общественными средствами производства и продуктами продолжили поступать так, как будто они оставались средствами производства и продуктами частных лиц. Продукты общественного труда стали присваиваться не теми, кто действительно их производил, а капиталистами. Говоря словами Маркса, «способ производства подчиняется этой форме присвоения, несмотря на то, что он уничтожает её предпосылку. … И чем полнее становилось господство нового способа производства во всех решающих отраслях производства и во всех экономически господствующих странах, … тем резче должна была выступать и несовместимость общественного производства с капиталистическим присвоением». Внешними проявлениями этого противоречия стали накопление богатства в руках меньшинства капиталистов, и в то же время накопление нищеты, мук труда, рабства, невежества, огрубения и моральной деградации большинства рабочих; повторяющиеся с периодичностью кризисы перепроизводства, порождаемые потребностью отдельного капиталиста постоянно улучшать свои машины, чтобы не проиграть в конкурентной борьбе другим капиталистам, с одной стороны, и невозможностью обеспечить сбыт все возрастающей массы товаров на рынках, расширяющихся несопоставимо медленнее по сравнению с производством, — с другой; в непрекращающихся войнах за эти самые рынки и прочими прелестями капитализма.
Противоречие между общественным производством и капиталистическим присвоением ищет своего разрешения и находит его в коммунизме. Естественно и необходимо в методах производства и в формах обмена накапливаются такие изменения, которым уже не соответствует общественный строй, скроенный по старым экономическим условиям. Однако развернутого ответа на вопрос о том, что́ же это за изменения, дано не было.
Сколько-то образованные левые знают, что об этом писали классики. Вопреки сладким мечтам апологетов рынка, капиталистическая экономика неотвратимо стремится к монополизации, концентрации, централизации средств производства. «Рука об руку с этой централизацией … развивается кооперативная форма процесса труда в постоянно растущих размерах, развивается сознательное техническое применение науки, планомерная эксплуатация земли, превращение средств труда в такие средства труда, которые допускают лишь коллективное употребление, экономия всех средств производства путём применения их как средств производства комбинированного общественного труда, втягивание всех народов в сеть мирового рынка, а вместе с тем интернациональный характер капиталистического режима. Вместе с постоянно уменьшающимся числом магнатов капитала, которые узурпируют и монополизируют все выгоды этого процесса превращения, возрастает масса нищеты, угнетения, рабства, вырождения, эксплуатации, но вместе с тем растёт и возмущение рабочего класса, который постоянно увеличивается по своей численности, который обучается, объединяется и организуется механизмом самого процесса капиталистического производства. Монополия капитала становится оковами того способа производства, который вырос при ней и под ней. Централизация средств производства и обобществление труда достигают такого пункта, когда они становятся несовместимыми с их капиталистической оболочкой. Она взрывается. Бьёт час капиталистической частной собственности. Экспроприаторов экспроприируют».
Красиво, но сейчас это уже общее место. Подобные этому популярные отрывки есть в некоторых работах классиков, но специальной аргументации непосредственно по данному вопросу мы не найдем. Они оставили нам в наследство метод и указали направление исследования; раскрыть конкретно вопрос, почему капитализм необходимо приходит к собственной гибели, предстоит современным коммунистам. Тем более что необходимо принять в расчёт современные тенденции капитализма. Главное положение, из которого и следует исходить: производительные силы приходят в противоречие с производственными отношениями. Но что кроется за этой фразой, так часто повторяемой?
Производительные силы часто понимают упрощенно, как технологию, технику, орудия труда. Но главной производительной силой является человек, его способность к труду. Техника глубоко вторична; новая технология рождается лишь тогда, когда человеческие способности достигают определенной, достаточной для этого точки. Уровень развития техники – лишь показатель уровня развития способностей людей к труду. Труд беспрестанно развивается. Господствующие одно время формы труда исторически преходящи. Новые формы труда, несовместимые с существующими производственными отношениями, по существу и есть главный источник основного противоречия всякой антагонистической формации, – противоречия между производительными силами и производственными отношениями. Что это за новые формы труда для капитализма, и что они в принципе могут собой представлять на этом этапе?
Если такие формы труда существуют, они неизбежно рождаются из труда сегодняшнего. Таким образом, их следы, хотя бы и в зачаточном виде, уже должны проявляться в современном мировом хозяйстве, учитывая его кризисное состояние. Это должны быть такие формы труда, которые совершенно несовместимы с капиталистическим типом производственных отношений, оказывающие разрушительное влияние на самое его основание.
Капитализм превращает продукт труда в товар и существует за счёт его отчуждения. Товар не интересен капиталу сам по себе: для капитала он представляет ценность как меновая стоимость, приносящая прибыль в результате обмена на рынке. Как возможен обмен продуктов труда, в каких он должен осуществляться пропорциях? Очевидно, что нельзя напрямую установить, сколько скрепок стоит пара сапог. Однако капитализм делает это возможным, доводя до предела разделение труда, сводя деятельность каждого работника к самому элементарному действию. Утрируя: теперь рабочий обувной фабрики восемь часов в сутки проделывает дырки в подошвах, в то время как рабочий фабрики скрепок восемь часов в сутки разрезает проволоку на кусочки одинаковой длины. Когда качественное различие между действиями работников стирается в силу предельной элементарности даже в совершенно непохожих секторах производства, становится возможным установить меновую стоимость товаров, используя среднее общественно необходимое рабочее время как общий знаменатель. Это справедливо для общества, в котором подавляющую роль играет машинный труд. Но с середины ХХ века в процессе производства начали мало-помалу происходить заметные изменения. Достаточно заметные, чтобы в социальных науках появились целые теории, пытающиеся их объяснить. Например, идеи постиндустриального общества, вещающие о переходе индустриального общества к «информационному», где материальное производство будет играть всё меньшую роль, а значение знания, науки и информации будет нарастать. Эти изменения – это медленно, но верно увеличивающаяся доля сложного научного труда в производстве наиболее развитых индустриально стран. Там, где вчера стоял рабочий, сегодня все чаще можно увидеть машину. Роль человека в производстве меняется; от чернорабочего (по сути – просто придатка машины) к инженеру и программисту. Современный пролетарий все меньше работает руками и все больше головой. Еще далеко не везде, но тенденция явно направлена в эту сторону. Наука постепенно становиться главной производительной силой. И существенное отличие научного труда от прежнего состоит в том, что теряется возможность дать адекватную оценку его стоимости. Продукт интеллектуального труда не обладает собственной товарной стоимостью, то есть, имеет, по большому счету, внетоварную, внерыночную природу. Такого рода труд несовместим с капиталистической формой хозяйствования; точнее будет сказать: капитализм несовместим с такого рода трудом. В литературе за последним закрепилось идущее от Маркса название всеобщего труда.
Маркс в экономических рукописях 1857-1859 годов ввёл понятие всеобщего труда для обозначения того типа труда, который составит основу коммунистического общества, и для определения общей направленности развития труда в ходе исторического развития в целом. В 3-м томе «Капитала» Маркс определяет его как совместный кооперированный труд и как труд, аккумулирующий в себе труд предшественников. Ещё одно его определение: «Всеобщим трудом является всякий научный труд, всякое открытие, всякое изобретение». Конечно, Маркс далек от упрощенного понимания научного труда, сводящего его к чистой науке, к производству знаний (то есть, по существу, к духовной деятельности). Всеобщий труд – это, прежде всего, материальный труд. Это уже не примитивный труд конвеерной сборки, но сложный, «онаученный» труд – высшая форма материального труда. Предъявляя высокие требования к работнику, он с неизбежностью подталкивает последнего к развитию. Являясь материальным по своей природе, но требующий при этом глубоких знаний и широкой квалификации, всеобщий труд, по большому счету, устраняет разделение труда на умственный и физический – главное противоречие примитивных форм труда, которое легло в основу классового деления общества.
Капитализм с необходимостью порождает научный труд. Как известно, «буржуазия не может существовать, не вызывая постоянно переворотов в орудиях производства». Капиталист вынужден инвестировать в развитие средств производства, чтобы увеличить прибыль, чтобы не проиграть в конкурентной борьбе другим капиталистам. До известной степени он может добиваться этих же целей другими методами – уменьшением заработной платы рабочих, усилением их эксплуатации через удлинение рабочего дня, интенсификацией труда; усилением разделения труда, чтобы ускорить производство и получить возможность нанимать менее квалифицированную, следовательно, менее оплачиваемую рабочую силу. Однако эти способы имеют свои пределы. Нельзя продолжительное время платить работнику меньше, чем требуется для воспроизводства его рабочей силы (а в современных развитых странах, в силу понятных причин, этого сделать и не получится). Как не получится при всем желании удлинять продолжительность или интенсифицировать труд сверх определенной меры. Разделение труда уже достигло своего крайнего предела. Дальнейшее увеличение производительности труда, следовательно, увеличение прибыли, возможно только за счёт развития средств производства. Но не средства производства создают прибыль, а человек. Сложные производительные силы требуют сложных форм труда, то есть, в конечном счете, капитализм, исчерпав возможности, заложенные в максимизации разделения и упрощения труда, вынужден свернуть на путь его универсализации и интеграции. Но и на этом пути капитализм сталкивается с глубокими противоречиями, разрешить которые не в состоянии.
Первое из них, описанное ещё Марксом, получило название закона тенденции нормы прибыли к понижению. Простой эквивалентный обмен не создает прибыли; он служит ее перераспределению. Вся же распределяемая прибыль создается только человеческим трудом. Развивая средства производства, оптимизируя технический процесс, капитал сокращает общее число занятых в производстве рабочих (с целью сокращения издержек и максимизации прибыли) – с этим, отчасти, связано появление «лишних» квазиработников, заполнивших сферу услуг. Однако только человеческий труд способен произвести стоимость, и соответственно, с уменьшением общего числа работников материального производства, падает абсолютная норма прибыли. Такого рода убийственные для капитализма тенденции оказываются для него совершенно неприемлемыми. В этом отношении, консервация или даже стагнация способа производства, соответственно, и человеческого и научно-технического прогресса, оказывается для класса капиталистов предпочтительнее дальнейшего усложнения. Проявлением такой консервации является, например, широко распространенная практика скупки крупными корпорациями патентов на изобретения — только затем, чтобы не дать воплотить их в жизнь. Благо, буржуазия не является единой в своих устремлениях: конкурирующие между собой группировки капиталистов продолжают развивать средства производства и новые формы труда, тем самым приближая момент, когда всякая надобность в самих капиталистах исчезнет.
Это, как уже отмечалось, не единственное противоречие. Всеобщий научный труд, – продукт обозначенных выше процессов, – сам по себе несовместим с капитализмом, имеет нерыночную природу. Дело в том, что продукт такого труда не имеет товарной стоимости. Невозможно измерить практические результаты научного открытия или изобретения в единицах продукции. Невозможно указать стоимость одной копии программного кода; единожды созданный, он может быть практически без усилий, нажатием сочетания двух клавиш, скопирован бесконечное число раз. Наконец, изобретение, открытие или программа, созданные конкретным индивидом, остаются у него в голове. Продукт всеобщего научного труда оказывается неотчуждаемым.
Капитал пытается загнать всеобщий научный труд в существующие, приемлемые для него рамки. Этой цели в развитых капиталистических странах служат уже целые своды законов, освященные юридически и, соответственно, защищаемые государственным аппаратам насилия, как то: защита авторских прав во всех возможных проявлениях, система патентов, практика заключения договоров о неразглашении информации и т.п. До известной степени это способно замедлить развитие всеобщего труда, но не законсервировать его в рамках существующих экономических отношений навечно. Там и здесь появляются лазейки, через которые новый труд себя проявляет, и самым ярким примером тому служит огромный пиратский сегмент интернета, в невиданных масштабах попирающий искусственное авторское право на продукт всеобщего труда. Но на этом же примере, с той же яркостью, видна другая проблема, свидетельствующая о неразвитости новых форм труда. Современный всеобщий труд, даже когда он действительно всеобщий, то есть общественный в том смысле, что его плоды доступны всем, как в нашем примере с интернет-пиратством, служит лишь развлечению. Продукт нового труда используется по-старому. Огромное большинство остается не занято в научном труде. Скачивающие бесплатный софт, равно как и покупающие лицензионный, остаются только потребителями продукта всеобщего труда, но не участвуют в нем, следовательно, не развивают себя и свою сущность. Главный продукт труда – это сам человек, производящий себя в процессе преобразования мира. Потому люди, занятые однообразным и узким трудом, типа конвейерной сборки, или бессодержательным квазитрудом, наподобие банковской деятельности, не реализуют себя как человеческие существа, деградируют как личности. Между тем, сегодня в развитых странах мы можем наблюдать именно рост числа представителей квазитруда. Рост доли научного труда происходит слишком медленно из-за попыток законсервировать его, заключить в рамки товарного производства капиталом, который, в противном случае, лишится возможности отчуждать продукт труда, а, следовательно, и основы своего существования. В то же время доля занятых простым материальным трудом сокращается за счет, в известной степени, вытеснения некоторых машинных, а где-то и ручных производств высокопроизводительным автоматизированным (то есть, научным) трудом, а также переезда этих примитивных форм труда в другие части мира. Большинство оказывается не занято ни производительным трудом, ни даже элементарной умственной деятельностью, от чего медленно, но верно деградирует.[1]
В конечном итоге, мы имеем следующее. Форма труда, которую мы вслед за Марксом именуем всеобщим трудом, с неизбежностью рождается в недрах капиталистического общества, и доля её необходимо и закономерно растёт, подчиняясь требованиям самого рынка. В то же время, рынок решительно несовместим с ней. В ней же находят разрешение все противоречия антагонистических обществ, в частности, противоречие между умственным и физическим трудом, лежащее в основе классового общества как такового. В ней же мы можем увидеть образы коммунистического общества и нового человека. Будучи качественно более сложным, и несравнимо более универсальным, чем предшествующие формы труда, всеобщий научный труд производит более сложного и универсального индивида. С наступлением эры господства всеобщего труда для человека,наконец, становится возможным реализовать себя во всей полноте. Поскольку человек в своей деятельности производит не только себя, но и других людей, а продукт всеобщего труда не отчуждается, но распределяется свободно и одинаково доступен каждому, то всякий индивид сможет дополнить свою сущность, свободно потребляя, в широком смысле, продукт труда других. Сегодня делать это есть возможность лишь у тех, кому по карману оплатить чужой труд, то есть у богатого меньшинства.
Капиталистическое общество, пытающееся запихнуть всеобщий труд в узкие для него рамки товарного производства, не только сдерживает прогресс, но и сковывает возможности развития и самореализации большинства индивидов. Очевидно, что момент, когда всеобщий труд станет господствующей формой труда, будет означать конец капитализма. С другой стороны, коммунизм невозможен до тех пор, пока всеобщий труд не станет господствующей формой труда. Может возникнуть вопрос, если конец капитализма решит развитие новых форм труда, то в чём тогда роль коммунистов? Компартия должна стать катализатором, который обеспечит скорейшее их развитие. Ибо очевидно, что господствующий ныне класс не стремится к этому, и наоборот, всячески вставляет палки в колеса истории. Даже если отложить в сторону потенциальную возможность полной консервации развития труда в форме антиутопичного общества тотального контроля, даже если забыть на минуту о возможной гибели человечества в огне новой мировой войны или грязи уничтоженной в погоне за минутной прибылью экосистемы, – если закрыть на это глаза и допустить, что капитализм отомрёт сам собой, сколько сотен лет это займет? И сколько миллионов людей погибнет по его вине до этого момента? Именно поэтому нельзя ждать «перерастания капитализма в социализм», необходима коммунистическая самоорганизация трудящих масс для коренных изменений в обществе.
Человек живет, подчиняя себе мир, открывая новые законы и ставя их себе на службу. И общество — такая же часть мира, как и природа. Сегодня, когда законы развития общества уже открыты, а общественные науки, благодаря классикам марксизма, действительно стали науками, больше не нужно слепо плыть по течению истории. Сегодня люди, наконец, могут организовать общественную жизнь не стихийно, но на основе науки. Но пониманием этого обладают сейчас лишь коммунисты, в этом смысле они – исторический авангард человечества. Роль коммунистов – вести за собой массы в будущее.
Константин Каркаров
Источник: compaper.info
© 2015, https:. Все права защищены.
